Гертруда уехала перед рассветом, даже меня не разбудив. Я просто почувствовал, что постель рядом со мной пуста, но не стал просыпаться, пока небо не посветлело. На столе лежала записка, написанная знакомым мне аккуратным почерком.
Всего лишь два слова: «Будь осторожен».
— Она еще что-то сказала? — спросил я у Проповедника.
Тот сидел в глубокой тени, там, куда не попадал свет еще бледного утреннего солнца, и я видел лишь один силуэт.
— Сказала, что оторвет мне голову, если я тебя оставлю, как в прошлый раз, — недовольно ответил он.
Пугало выглядело задумчивым и смотрело в окно.
— Нам всю ночь пришлось проторчать в общем зале, пока вы тут развлекались, умники.
— Ах, прости, — сказал я, не чувствуя никакого раскаяния.
Я думал о Гере. Она была похожа на кровавый буран, что иногда несется по пустым дорогам. Прилетела и исчезла, оставив после себя одни лишь воспоминания. Наша личная жизнь с ней — настоящая катастрофа, в которой мы оба мало что понимаем.
Хозяйка внизу была наряжена в выходное платье. На улице тоже почти все люди оказались в новой, чистой одежде. Я удивленно пересчитал дни, но не смог вспомнить ни одного праздника, который могли бы отмечать в городе. Взяв проходящего мимо шорника за плечо, я спросил:
— Какой сегодня день, приятель?
— Что? — не понял он.
— Сегодня праздник? Почему улицы чистые, а одежда на всех новая?
— С луны ты, что ли, свалился? Епископ Урбан приезжает в Вион.
— Сегодня?
— Ну! Прослышал в пути, что на нас беды темные падают, мертвецы из земли встают, и свернул с дороги к Папе, чтобы быть с нами. Службу будет проводить в соборе Святого Николая. Может, хоть одним глазком увижу.
Озадаченный, я пошел дальше по улице, то и дело поглядывая на крыши.
Я много слышал про епископа Урбана. Он — достаточно серьезная фигура среди святош. Собственно говоря, старикан является наместником Папы в Фирвальдене, и его власть ничуть не меньше, чем у князя. Урбана называют святым человеком и истинным защитником Церкви. Праведные поступки и никаких грехов. В последнее время жена князя сильно к нему прислушивается, и оттого его светлость, чтобы порадовать супругу, перестал уж слишком грешить. Да к тому же выпустил несколько законов, кои были удивительно неудобны для некоторых господ. Например, для Ордена Праведности, который в последнее время начал раздражать клириков в этом княжестве. И говорили, что Урбан прижмет их к стенке, вообще выпроводив из страны.
Впрочем, и благородным от святоши тоже попало. Он не одобрял пьянства, лжи, загулов, взяток и прелюбодейства. Точно так же, как и игнорирование исповеди. А то, чего не одобрял епископ, в последнее время не одобрял и князь.
— Но если князь всегда остается князем и его власть считается бесспорной, то епископ — пришлый чужак, назначенный Папой, — прочитал мои мысли Проповедник.
На этот раз я не стал ему пенять, что он лезет в мою голову:
— Да. Такие приходят и уходят. И когда уходят, все обычно возвращается на круги своя.
— Но Урбан уходить не спешит, — усмехнулся Проповедник, — Я слышал, ему предлагали внеочередное право получить белую лошадь с красным покрывалом и золотыми поводьями, но он отказался уезжать из Фирвальдена.
— На него покушались уже восемь раз. Дважды никого не нашли, хотя Псы Господни носом рыли землю. Один раз убийцу разорвала толпа верующих. Ну а остальных ждал костер.
— Это говорит лишь о том, что у епископа хорошая охрана.
— Не думаю, что его молитва поможет. Хотя люди немного успокоятся.
— Да они особо не нервничают, — хмыкнул мой спутник. — Всегда знал, что в Фирвальдене живут какие-то тугодумы.
— Запах страха витает повсюду, хотя граждане и выглядят спокойными. Если пляска повторится или случится что-то еще, город взорвется. Так что епископ приехал вовремя. К тому же с ним будут Псы Господни. Не едиными молитвами сильна Церковь.
Усмешка Проповедника была не слишком веселой:
— Ты собираешься посетить мероприятие?
— Нет. Мне следует найти мальчишку.
Следующие три часа я ходил, задрав голову к крышам, и поэтому у меня чертовски затекла шея. Кроме того, я едва не попал под почтовую карету, что нисколько не улучшило моего настроения. Проповедник начал ныть, что ему это все уже надоело и пора бросить заниматься чепухой, но я был достаточно упрям, чтобы не сдаваться.
Душу я увидел случайно, решив свернуть в узкий переулок, чтобы избежать толчеи на одной из центральных улиц Виона. Паренек сидел на высоком коньке, выступающем над крышей, и беспечно болтал ногами. Я помахал ему рукой, он помахал в ответ.
— Могу я к тебе подняться? — крикнул я, чем сильно перепугал прохожего.
Он счел меня ненормальным, который разговаривает с самим Господом, раз орет, обращаясь к безоблачному небу. Мальчишка кивнул, Проповедник застонал и сказал:
— Мне, конечно, жутко любопытно, но я не полезу.
— Не возражаю, — сказал я. — Ты только перепугаешь ребенка своим видом.
— Он и сам выглядит не очень. Упал с крыши, вот теперь там и будет лазать до второго пришествия.
Я отмахнулся, пытаясь понять, как можно забраться наверх. Не обращая внимания на гавкающего на заднем дворе пса, нашел приставную лестницу, ведущую на сарай, а с него — на крышу. Хозяин, коловший дрова вместе с сыном, завидев бесцеремонного незнакомца, поудобнее перехватил топор, но я, не вдаваясь в подробности, показал ему сапфир на кинжале.
Он побледнел, явно считая, что рядом с его жилищем поселилась злобная душа, кивнул и, сцапав сына за воротник, втащил того в дом, захлопнув за собой дверь.